Intelligent Enterprise: Сейчас много говорят о так называемой «четвертой технологической революции». В чем ее суть?
Василий Колташев: Технологические революции происходят каждые 25–35 лет и связаны с большими экономическими кризисами, которыми заканчиваются периоды длительного экономического роста (длинные волны Николая Кондратьева), так что на самом деле их было больше, чем четыре. В последний раз такая революция совершилась в 70-е — 80-е годы прошлого века, когда создавались современные информационно-коммуникационные технологии. Одним из следствий развития ИКТ стал вынос производства в страны «третьего мира». Главным фактором тут была низкая стоимость рабочей силы.
Бывали аналогичные революции и раньше. Наиболее серьезные последствия имела та, что произошла в конце 19-го века в связи с появлением электротехники переменного тока и двигателя внутреннего сгорания. В свою очередь данное обстоятельство привело к созданию конвейера, что значительно повысило производительность труда и позволило организовать по-настоящему массовое производство. И в первую очередь это было производство революционного товара — автомобиля.
А в чем заключается технологическая революция, которая грядёт сейчас? Каких отраслей она будет касаться в первую очередь?
Нынешняя технологическая революция, как мне кажется, будет связана с повышением уровня роботизации и, шире, автоматизации производства. Сильнее всего это скажется на промышленности, торговле и транспорте. Первые признаки уже видны: поезда метро, которые управляются автоматикой и не нуждаются в машинистах, автоматические терминалы, где покупатели могут рассчитываться без кассиров…
Весьма серьезных изменений стоит ожидать в энергетике. Они связаны с появлением емких и долговечных аккумуляторов, радикальным удешевлением генерации электроэнергии и сведением к абсолютному минимуму потерь при ее передаче (примечательны эксперименты с беспроводной передачей), а также с использованием атмосферного электричества. В итоге проблема энергоэффективности и энергосбережения уйдет в прошлое, а использовать промышленных роботов окажется выгоднее, чем труд людей.
Еще одно перспективное направление — 3D-печать, массовое распространение которой перевернет легкую промышленность. Ведь массовый выпуск изделий по усредненному дизайну станет просто бессмысленным. Сильно изменятся торговля и логистика: не надо будет идти в магазин за нужной вещью, ее «напечатают» на 3D-принтере. Зато появится бизнес, связанный с производством и арендой этих устройств, до тех пор, пока их приобретение не станет по силам широким массам. Могут распространиться компании, оказывающие услуги печати более сложных изделий по индивидуальному заказу.
В итоге потребность в человеческом труде будет возникать все реже и реже.
Чем этот процесс чреват? Кто в новых условиях окажется наиболее уязвимым?
Естественно, все это чревато значительными потрясениями. Причем начнутся они задолго до массового внедрения новых технологических решений. Просто потому, что не преодолен экономический кризис. А впереди — его новая волна, связанная с ситуацией в Китае, где негативные процессы по-настоящему сильно пока ещё не проявлялись. Но там неизбежно начнется падение экономики, которое затронет всех.
Уже сейчас исчезают многие виды мелкого бизнеса и то, что принято называть мелкой буржуазией. Наглядной иллюстрацией тут являются таксисты, чей бизнес практически убили Uber и схожие сервисы.
Но все же главные изменения будут происходить в сфере производства, где никаких масштабных сдвигов долгое время не было. И в целом технологический прогресс в производстве замедлился.
Почему возник этот застой в производственной сфере?
Произошло это из-за переноса производства в страны «третьего мира» с дешевым ручным трудом. До сих пор в том же Китае очень высок уровень ручных операций, даже в высокотехнологичных отраслях. Там к простейшим операциям сводится работа десятков тысяч человек. Всё очень примитивно, как на мануфактурах 17-го века. Чуть лучше дело обстояло в легкой промышленности, где, к слову, автоматизация производства и вытеснение персонала уже идет, и довольно быстрыми темпами. И куда деваться этим массам малограмотных и низкоквалифицированных людей, когда они потеряют работу из-за того, что их заменили роботы? А ведь над тем, что делать, никто не задумывается. Фанаты прогресса прежде всего находятся внутри корпораций. Непонятно, где в этой новой экономике будут люди.
Кто-то применительно к Китаю говорит, что все они вернутся в деревню. Но их там никто не ждет. Значит, государству придется каким-то образом обеспечивать занятость этих людей. Однако пока это не осознается. Речь будет идти о создании новых областей на рынке труда. И если система не станет менее рыночной и люди не получат рабочие места там, где никакая автоматизация невозможна в принципе, например, в образовании или здравоохранении, то возникнет острый социальный кризис с непредсказуемыми последствиями.
Более того, этот кризис начинается уже сейчас. Старые капиталистические страны за редким исключением почти потеряли свою промышленность. Если не начинать политику реиндустриализации, то массово внедрять промышленных роботов там уже по большому счету негде. Если же Китаю позволить остаться «фабрикой мира», то катастрофа в других странах окажется полной.
Следствием революции в энергетике станет падение спроса на топливо, в том числе нефть. Это будет уже лет через двадцать. России данное обстоятельство касается напрямую. Нам нужно самим перерабатывать сырье, причем с опорой на автоматические линии в возрождаемой промышленности. Один из первых шагов к этому — протекционизм, вытеснение с рынка товаров, которые могли бы производиться в стране.
Зато появится спрос на разработчиков ПО для роботов и систем управления технологическими процессами (АСУТП) последнего поколения. И к этому также надо готовиться. Особенно к тому времени, когда Россия реально попытается выйти из кризиса и возродить свою индустрию, развить и территориально расширить внутренний рынок.
Неравномерность развития разных стран и регионов… За счет чего она происходит? И исчезнет ли со временем?
Да, такое явление существует, и связано оно с тем местом, которое страна или ее регион заняли в системе разделения труда. Играет свою роль и то, что правящие круги не хотят никаких изменений. Ведь для них-то всё выглядит очень даже неплохо. Хорошим примером тут является ситуация на Кубе до революции 1959 года. Сахарные и табачные плантаторы, владельцы гостиниц и казино, имея рядом неисчерпаемый рынок сбыта, получали высокие и стабильные доходы. Для них необходимость перемен была совсем не очевидна.
До недавнего времени в подобном положении находилось руководство Китая. Но после победы Трампа, чему во многом способствовали его обещания возродить протекционизм и вернуть производство в США, высшие руководители КНР начали высказывать недовольство этой политикой. При этом Си Цзиньпин намерен оставить всё как есть, тогда как Трамп предлагает радикальные изменения. И происходит так потому, что для всех кризис одинаково очевиден, но на политику он влияет пока по-разному.
Среди наших элит есть настроение «пересидеть и переждать» до тех пор, пока всё не станет как прежде. Но «как прежде» уже не будет, к этому ведет новый виток развития технологий.
Серьезной проблемой является и то, что закредитованность стала нормой. Причем повсеместно: в США, во всех частях Европы, в России, в Китае и Бразилии. Очень немногие из тех, кого принято относить к среднему классу, не имеют долгов. На протяжении многих лет кредиты оставались единственным инструментом поддержания социальной и потребительской стабильности. Но нынешний кризис возник из-за того, что американцы не смогли расплачиваться со взятыми ранее кредитами и это, в свою очередь, привело к падению фондового рынка и волне банкротств. А антикризисная политика загоняла людей, компании и даже целые страны в еще большие долги.
Каковы возможные пути выхода из этого кризиса?
Выходом из этой ситуации может стать снижение себестоимости товаров. Только таким образом можно привлечь покупателя, у которого нет денег. И автоматизация производства — один из способов. Помочь могут также новые синтетические материалы и отказ от сетевой электроэнергии в пользу дешевого автономного источника. Но это опять же снизит занятость в производстве.
Очень много по-настоящему лишних людей и в непроизводственных подразделениях. Бизнес бюрократизирован подчас даже больше, чем государство. И уменьшить количество такого персонала вполне реально уже сейчас, чем многие и занимаются. Так, объявлено о планах одного из крупнейших банков уволить несколько тысяч сотрудников при том, что, например, юристов заменят роботы. Подобную политику будут проводить многие компании. Вот только люди останутся без работы.
Возникает ловушка, связанная со снижением спроса. Так что выйти из кризиса за счет таких вот частных решений невозможно. Необходимо какое-то изменение экономической стратегии со стороны государства. Например, государство должно создать новые рабочие места, причем так, чтобы их было много.
Есть сферы, где объективно существует дефицит рабочих мест. Например, образование. Оптимально, чтобы один педагог обучал десять-двенадцать человек, не больше. Между тем в России не редкость классы по 40–45 учеников, а в Китае в порядке вещей 80 человек в классе. При этом учителя у нас вынуждены брать на себя несколько ставок, в том числе и потому, что одной ставки не хватит на более-менее сносную жизнь. Здесь как раз тот случай, когда, словами Кейнса, лучше взять двоих, чем одного, потому что вместо одного потребителя мы получаем двух. Тем более, что при этом радикально улучшится качество образовательного процесса. Еще один вариант — сократить рабочую неделю. В итоге компании будут вынуждены брать на работу больше персонала, а не выжимать все соки из людей, тем самым поддерживая потребление. Кстати, для потребления еще и высвободится время.
Увы, сейчас идет обратный процесс демонтажа социального государства. Политика «жесткой экономии» направлена на приватизацию социальной сферы, которая, в свою очередь, обычно сводится к закрытию «неэффективных» учреждений. В итоге кто-то остается без работы, а кто-то лишается доступного и качественного образования и здравоохранения. Но без социальной сферы новая экономика, где высок уровень автоматизации, просто полетит в пропасть из-за отсутствия растущего эффективного спроса. Только так можно будет выйти из текущего экономического кризиса. Однако такая новомодная в ЕС мера, как «гарантированный доход», который государство выплачивает всем, не приведет ни к чему, кроме социального иждивенчества и маргинализации, поскольку не предполагает никакой деятельности. Помимо этого практика «гарантированного дохода» означает фактическую ликвидацию пособий по безработице.
Но всё это требует осознания. Не исключено, что данный процесс будет проходить болезненно и сопровождаться существенными потрясениями. В США они уже начались. В Китае — предстоят. Но всё это приведет к изменению стратегий как государства, так и бизнеса. Ведь деньги, которые ушли на оплату городского транспорта, образования или лечения, потеряны для сферы потребления, в том числе потребления новых товаров.
Для нашей страны важным антикризисным решением станет создание хорошего общественного транспорта и транспортной инфраструктуры. Тоже с высоким уровнем автоматизации, а возможно, и самоуправляемого. Это позволит создать огромное количество рабочих мест. Вообще изобилие проблем у нас — в своем роде преимущество. Решая их, мы обеспечим экономический рост.
Для устойчивого функционирования такой системы нужны две вещи: региональная экономическая интеграция и протекционизм, защита своего рынка от внешних конкурентов. Ведь в условиях новой экономики при открытых рынках тот же Китай способен за счет более низких цен уничтожить производства в любой стране практически на корню. В итоге — нищета при изобилии товаров, которые никто не может купить. А региональная интеграция позволит создавать рабочие места в периферийных странах, ликвидируя при этом неравенство.
С Василием Колташевым беседовал научный редактор Intelligent Enterprise Яков Шпунт
