Intelligent Enterprise: Какова история возникновения вашего Центра и какие задачи были поставлены при его создании?
Владимир Княгинин: В самом начале 2000-х в нашей стране был создан целый ряд центров схожего типа для экспертной и консалтинговой поддержки разного рода государственных и региональных стратегий, а также для решения некоторых других исследовательских и аналитических задач. Первым появился Центр стратегических разработок в Москве, а затем и несколько региональных центров, которые в отличие от московского больше были ориентированы на задачи, характерные для определенных макрорегионов, но не только. Так были созданы центры стратегических разработок «Северо-Запад» в Санкт-Петербурге, «Сибирь» в Новосибирске, Центр стратегических исследований Приволжского федерального округа в Нижнем Новгороде, Тихоокеанский ЦСР во Владивостоке. Был ещё институт регионального развития в Ростове-на-Дону, но он просуществовал недолго.
Если говорить о нашей организации, имеющей статус некоммерческой, то в момент ее создания в 2000 году в качестве доноров для нас выступили крупнейшие корпорации северо-западного региона. На тот момент перед ЦСР «Северо-Запад» был поставлен целый ряд задач.
Главной миссией нашего ЦСР стало содействие региональному развитию субъектов федерации, входящих в СЗФО, хотя мы никогда не замыкались на работе исключительно в его границах. Открытие ЦСР «Северо-Запад» совпало со временем, когда многие российские регионы и города активно занимались разработкой долгосрочных стратегий социально-экономического развития, пытаясь найти в новой экономической и технологической реальности свое место, в том числе и на перспективу. Поэтому в 2000-е годы Центр участвовал в разработке стратегических документов для многих территорий — Приморского края, Псковской, Тюменской, Астраханской, Воронежской, Кемеровской, Ростовской областей… В целом ЦСР «Северо-Запад» так или иначе работал с десятками российских регионов и городов.
Вторым направлением нашей деятельности была и остается реализация проектов, связанных с человеческим капиталом, прежде всего с региональными технологическими кластерами и университетами. ЦСР «Северо-Запад» участвовал в подготовке и создании первого федерального университета — Сибирского (в Красноярске), выступал экспертно-консультационным центром для Минобрнауки по проектам «5–100» (пять российских университетов в ТОП-100 международных университетских рейтингах), а также по созданию так называемых «опорных университетов» (крупных университетских центров в российских регионах). Помимо этого мы участвуем в реализации целого ряда проектов в Санкт-Петербургском политехническом университете, Санкт-Петербургском университете аэрокосмического приборостроения, в МИФИ, в Томском и Нижегородском университетах и других вузах.
Третье направление деятельности, которое было включено в миссию ЦСР «Северо-Запад», — это инновационно-технологическое развитие: научно-технологическое прогнозирование, аналитика и технологический консалтинг. А в последние годы мы занимаемся ещё и технологической политикой — формированием технологических консорциумов, призванных решать межотраслевые задачи, которые соответственно должны координировать деятельность многих корпоративно не связанных организаций при решении масштабных производственно-технологических и исследовательских задач. Это, в частности, консорциумы по биомедицинской проблематике, в области лазерных и информационных технологий, в автомобильной промышленности.
И наконец, у нас есть еще одна функция — формировать разного рода общественные инициативы или содействовать их развитию. Например, ЦСР «Северо-Запад» участвовал в создании Национальной гильдии градостроителей. В последние годы мы принимаем активное участие во многих проектах Национальной технологической инициативы. Представители ЦСР входят в разные общественные и экспертные органы.
Погружение в инновационно-технологическую тематику привело к тому, что Центр все больше выполняет не только экспертно-аналитические функции, беря на себя задачи инициатора и организатора (проектного офиса) различных проектов, занимаясь организационным развитием, становясь не просто консультантом, но участником технологических консорциумов. Мы следуем мировому тренду перехода от так называемых «фабрик мысли» к «фабрикам мысли и действия».
Хотелось бы более подробно остановиться на переходе от аналитической части к проектной, который, как надо понимать, уже состоялся. Представляется, что подготовка профессионального сообщества к реалиям новой экономики ведется уже давно и активно, и вопросы перехода к практике вполне актуальны уже сегодня.
В настоящее время динамика социальных и технологических процессов столь высока, что любая аналитика устаревает мгновенно, и либо аналитическая компания должна быть практически вовлечена в анализируемые ситуации, либо ее аналитика будет историческим описанием уже свершившегося. Следующая ситуация отнюдь не является калькой со старой. Идеолог в области менеджмента Ицхак Адизес говорит, что если консультант оказывается вовлеченным в экспертное обеспечение изменений в организации, то он выступает не столько аналитиком, сколько «организационным терапевтом». В мире все более распространенной становится форма «think-and-do-tank», подразумевающая, что вы не просто разрабатываете или ищете проекты, но и включетесь в их реализацию — в том случае, разумеется, если удаётся найти такие проекты, которые в наибольшей степени отвечают вашей миссии и ценностям. Скажем, в научно-технологической сфере многие тенденции в развитии технологий аналитически хорошо и многократно описаны, и проблема состоит не в том, чтобы до руководителей, принимающих решения, донести необходимость развития передовых производственных технологий, цифровизации или использования платформенных продуктов. Проблема — как перевести аналитические описания или даже модели сценариев в действие. Только в реальном действии аналитика обретает смысл. Ключевой вопрос любой аналитической работы сегодня — организационный: как это сделать? Вот этот вопрос является главным и для ЦСР «Северо-Запад». Интересно, что ведущие российские университеты также меняют модели своей деятельности. Они становятся активными участниками стратегических исследовательских и технологических консорциумов с бизнесом. Более того, все чаще в состав таких консорциумов в том или ином статусе входят публичные регуляторы.
О союзе промышленности и учреждений сферы высшего образования говорили всегда, и каждый раз имелись в виду какие-либо механизмы, наиболее отвечающие эпохе, экономическим задачам, уровню технологического развития общества, его менталитету наконец. Что имеется в виду сейчас?
Одной из основных проблем является то, что люди (как профессионально, так и ментально) растут медленнее в сравнении с темпом появления реальных экономических задач в нашей стране. Да и не только в нашей. Поглощать или нанимать в огромных количествах квалифицированные и компетентные кадры и организации уже не в состоянии даже самые крупные и богатые компании. Выход — в развитии кооперации в экономике и в социальной сфере, причем кооперации независимых игроков. Поэтому в мире так растут социальные сети и консорциумы. Для нашего Центра задача состоит в том, чтобы содействовать такой кооперации, распределению функций, созданию совместных проектов, выбору систем координации действий.
Есть ли какой-либо общий технологический базис, на который было бы целесообразно опираться при решении отраслевых задач современной экономики?
Считается, что экономика развитых стран вступила в эпоху новой промышленной революции. В качестве её ключевых элементов называют передовые производственные технологии (новые материалы и неконвенциальные способы их обработки), переход от аналоговых систем к цифровым, к большим данным, к программным продуктам, обеспечивающим их обработку, а также внедрение платформенных решений, соединяющих данные и программы. При этом платформы — не просто технологии. Они меняют архитектуру рынков. Последние становятся «многосторонними», когда потребители получают доступ к продукту через специальную цифровую платформу — своего рода «магазин данных и приложений». Внедрение цифровых и платформенных решений меняет бизнес-модели организаций: ценности создаются за счет использования данных, это позволяет запустить целый комплекс новых цифровых сервисов. Например, в промышленности — это новая аналитика, предиктивные (предсказательные) системы технологического обслуживания оборудования. В торговле — цифровой маркетинг, наблюдаемость и предсказуемость поведения потребителя; комплекс сервисов, которые владелец платформы (платформер) предоставляет покупателям и продавцам; в результате преодолеваются торговые барьеры, совершенствуется логистика, повышаются скорость, простота и экономическая эффективность расчетов. В финтехе такой цифровой инструмент, как блокчейн, создал возможности для того, чтобы автоматизировать и роботизировать юридическое оформление сделок и проведение расчетов, то есть по сути тотально реорганизовать весь сектор, переведя его на широкие цифровые платформы.
Ваш Центр хоть и не замыкается на проблемах конкретной территории, все же является региональным. Что вы могли бы сказать о региональном аспекте обсуждаемой нами проблемы?
Как я уже говорил, в начале 2000‑х регионы стали активно заниматься стратегиями и искать свое место в новой экономике. Это можно считать некоторой отправной точкой становления региональной проблематики. Сегодня у российских регионов в вопросах перехода к цифровой экономике стратегии в целом есть. Они далеко не одинаковые, хотя такие действия, как поощрение исследовательских сетей, создание производственных кластеров или консорциумов, привлечение университетских ресурсов к решению региональных задач, характерны для любого региона.
Есть регионы, которые провозгласили в качестве одной из ключевых стратегических задач создание цифровой экономики. Это, например, Татарстан, где для этого предпринимают усилия по созданию специальной региональной платформы, собирающей цифровые сервисы для жителей — онлайн-доступные услуги в виде регистрационных, удостоверяющих актов, разного рода расчетов, специальной публичной аналитики и т. п. Но в рамках этой же стратегии цифровизации Татарстан создал специальный «цифровой округ» — территорию концентрации тех, кто занят в цифровой экономике, а также компаний, поставляющих цифровые продукты. Это — Иннополис, рассчитанный на 24 тысячи жителей новый город рядом с Казанью.
Об успешности новой стратегии развития Татарстана судить ещё рано. Но в мире есть примеры, когда подобного рода стратегии оправдались. Это «цифровой округ» Чиста в Стокгольме, цифровой район в департаменте Иль-де-Франс рядом с Парижем, «цифровой дистрикт» Монреаля.
Могли бы вы сказать, какие достижения демонстрируют решение обсуждаемых нами проблем?
Я уже привел несколько примеров из зарубежной практики, хотя таковые, конечно, можно найти и еще. Здесь не только США, но и, скажем, Китай, Германия демонстрируют очень впечатляющие достижения. Если в России, по нашим данным, сейчас эксплуатируется не более трех глобально значимых и регистрируемых международными рейтингами платформ, то в Китае их около шестидесяти.
Тем не менее такие организации, как «Росатом», «Россети», «Евраз-Холдинг», активно движутся в сторону их создания. Предприятия строительной отрасли у нас тоже мало-помалу вовлекаются в процессы цифровой трансформации, и здесь это скорее происходит за счет использования внешних по отношению к ним решений класса BIM (Building Information Modelling), которые в данном случае и выступают в роли отраслевых платформ.
Впрочем, примеры можно приводить еще долго. Они есть и в отечественной энергетике, и в сельском хозяйстве, и в нефтегазовом секторе.
С Владимиром Княгининым беседовал ведущий эксперт IE Сергей Костяков
