Михаил Хазин, Неокон: «Золотой век» мировой экономики окончился

Нынешний кризис не укладывается в классическую 10‑летнюю волну. И он как минимум ломает ту экономическую модель, которая сформировалась в начале 80‑х, после кризиса 70‑х. Но это еще не все. Я склонен считать, что нынешний кризис подводит черту под 300‑летним периодом экономического развития. То есть у нас, по одному меткому выражению, «матрешечный кризис», когда малый цикл (10 лет), средний цикл (30 лет) и длинный период завершились одновременно. «Золотой век» мировой экономики окончился — мы на переломной точке.

В рамках 30‑летнего цикла мы сумели разработать модель, которая позволяет понять, в какой ситуации мы окажемся и как ею можно управлять. Но 30‑летний период поддержания повышенного совокупного спроса закончился. И абсолютно непонятно, как жить дальше.

Инвестиционная машина в эти 30 лет была построена на финансовых пузырях. И главным пузырем всех этих лет оставался пузырь информационных технологий. Пришлось даже изменить модель оценки капитализации компании. Изначально капитализация была привязана к дивиденду, выплачиваемому акционерам, потом к прибыли, а потом к доходу. Но спрос искусственно стимулировался, то есть доходы искусственно завышались. И создавалось ощущение, что в отрасли просто рай.

Любой пузырь существует не только в финансовой сфере, но и в сфере психологии и мифов. Миф информационных технологий состоял в том, что они повышают производительность труда в традиционных отраслях.

В октябре 2001 года вышел доклад компании McKinsey «Рост производительности труда в США в 1995—2000». Он четко, на статистических данных показывает, что использование ИТ не влияет на производительность труда, за исключением специфических случаев, когда ИТ — это новые средства производства.

Спрос на ИТ будет падать даже быстрее, чем на другие товары, — ведь отрасль была перегрета, а действие мифов и PR не может продолжаться вечно. Я полагаю, ИТ-рынок должен упасть в три — четыре раза, но не за 2009 год, а за весь период кризиса, который продлится, по моим оценкам, три — пять лет.

Произойдет принципиальное уменьшение избыточной функциональности. Например, новый процессор будет появляться не каждые полгода — год, а раз в три — пять лет. Изменится подход к бизнесу. Выпуск новых продуктов будет происходить исключительно под потребности, а не опережать их, как было все это время.

Я думаю, что мощные корпоративные системы, типа ERP, ждет катастрофический спад. Причины две — они слишком дороги, а денег нет, и они, в общем, и до кризиса не давали такого эффекта, как это рекламировалось. При новом масштабе продаж разработка этих систем не будет окупаться. Я думаю, они отомрут, а потом постепенно начнут разрабатываться снова, только на совершенно других идеях и принципах.

Ключевым элементом любой статистики являются не цифры, а модели, в рамках которой вы их интерпретируете. Все привыкли информацию оценивать именно по объему данных, которые можно получить. Но понять, что эти цифры значат и как их надо интерпретировать, — это совершенно другое.

Сегодня все говорят о мировом экономическом кризисе, однако как только дело доходит до объяснения причин и прогнозов его течения, начинается существенная невнятица. Между тем, достаточно полная теория этого кризиса была разработана российскими экономистами Олегом Григорьевым, Андреем Кобяковым и Михаилом Хазиным еще в 1997—2001 годах. Более или менее полно она изложена в книге А.  Кобякова и М.  Хазина «Закат империи доллара и конец Pax Americana», которая вышла в 2003 году. Сокращенную версию этой теории один из авторов, Михаил Хазин, президент компании «Неокон», представил на мастер-классе в Школе IT-менеджмента АНХ летом этого года (более полно с теорией кризиса вы можете познакомиться на сайте www.worldcrisis.ru). В интервью Константину Зимину, главному редактору Intelligent Enterprise, Михаил Хазин более подробно остановится на прогнозах относительно будущего ИТ-отрасли, в том числе и российской.

О теории кризиса 

Константин Зимин: Большинство экономистов придерживается точки зрения, что нынешний кризис — это рецессия, часть циклической модели развития экономики Кондратьева. Если не принимать во внимание психологические аспекты, то именно на этом основаны прогнозы о достижении дна и скором подъеме. Какова, на ваш взгляд, природа нынешнего кризиса и какие причины заставляют вас полагать, что данный кризис не является классическим, соответствующим циклической модели?

Михаил Хазин: Есть несколько причин. Первая, которая бросается в глаза, — у циклических процессов, или длинных волн научно-технического прогресса в модели Кондратьева, имеются определенные сочетания параметров. Например, инфляция на этапе роста, дефляция на этапе спада. Когда мы видим одновременно инфляцию и спад, это означает, что модель не работает. Теоретически можно, конечно, предположить: если пересчитать в фиксированных ценах, то вроде бы получится дефляция и, значит, обычный циклический кризис. Однако есть вторая причина — падение совокупного спроса. У циклической модели не бывает спада совокупного спроса на 10—15%. Спад возможен лишь на 2—3%.

А падение розничных продаж в США в мае 2009 по сравнению с маем 2008 года — 9,6% в номинальных показателях без учета инфляции. Разумеется, в некоторых отраслях есть дефляция, а в некоторых — инфляция, поэтому сложно сказать точно. Но что касается розничных продаж, мы все‑таки имеем скорее инфляцию, чем дефляцию. И тогда 9,6% падения спроса за год — это очень много.

Третья причина — исчерпание механизмов поддержания спроса. Теория кризиса, разработанная Олегом Григорьевым, Андреем Кобяковым и мною, говорит, что в последние 30 лет наблюдалось превышение расходов над реально располагаемыми доходами. Чем поддерживались эти повышенные расходы? Постоянным понижением учетной ставки рефинансирования, механизмами кредитования и сбережений. Именно этими инструментами поддерживался повышенный спрос, который и обеспечивал рост. Однако сегодня эти механизмы уже не работают — они исчерпаны. Еще осенью 2007 года новый глава ФРС использовал проверенный инструмент — понижение ставки. Но это привело лишь к тому, что инвесторы по всему миру стали избавляться от долларовых активов. Теперь учетная ставка понижена почти до 0, понижать ее дальше некуда.

Таким образом, получается, что этот кризис не укладывается в классическую 10‑летнюю волну. И он как минимум ломает ту экономическую модель, которая сформировалась в начале 80‑х, после кризиса 70‑х. Но это еще не все. Я склонен считать, что циклы Кондратьева, или волны научно-технического прогресса, — это циклы, которые характерны только для последних 300 лет развития человечества. Именно тогда, в XVI—XVII веках, появился научно-технический прогресс, как способ увеличения производства и поддержания эффективности капитала. Таким образом, нынешний кризис подводит черту под 300‑летним периодом экономического развития.

То есть у нас, по одному меткому выражению, «матрешечный кризис», когда малый цикл (10 лет), средний цикл (30 лет) и длинный период завершились одновременно. «Золотой век» мировой экономики окончился — мы на переломной точке.

В сложившейся ситуации мы оказываемся в крайне тяжелом положении, потому что наши экономические теории и взгляды, а также культурные ценности были в целом сформированы в 300‑летнем периоде научно-технического прогресса и дополнены в последний 30‑летний период. В этом смысле мы не можем себе представить, как будет выглядеть ситуация даже через год. В рамках 30‑летнего цикла мы сумели разработать модель, которая позволяет понять, в какой ситуации мы окажемся и как ею можно управлять. Но 30‑летний период поддержания повышенного совокупного спроса закончился. Даже отталкиваясь от этого, абсолютно непонятно, как жить дальше. А если говорить об окончании всего периода 300‑летнего научно-технического прогресса, то тем более. По этой причине нам необходимо разрабатывать новые модели. Прежде всего, надо изменять ценностную и культурную основу жизни.

Прошлое ИТ-отрасли 

Давайте перейдем к ИТ-отрасли. На мастер-классе в Школе ИТ-менеджмента АНХ вы говорили, что спрос на ИТ за все последние 30 лет во многом был простимулирован за счет дешевеющих кредитов. И что ИТ-индустрия была основным потребителем тех эмиссионных денег, которые вбрасывались в экономику США…

Причина в том, как была построена инвестиционная машина в мире в эти 30 лет. Она была построена на финансовых пузырях, которые потребовались для утилизации избыточной массы денег, появлявшейся вследствие эмиссии. Так вот, главным пузырем всех этих лет оставался пузырь информационных технологий (но не единственным, еще один пузырь — ипотека). Крупнейшим пузырем был интернетовский, который лопнул весной 2000 года. Но подобное случалось и раньше — например, обвал фондового рынка 1987 года. В этой истории тоже фигурировало много компаний, занимавшихся информационными технологиями.

Кстати, интересно, что обвал 2000 года начался именно из‑за ИТ. Катализатором стало то, что в начале 2000 года в мире перестали продаваться компьютеры. Объяснялось это просто — истерия «ошибки 2000 года» заставила практически все корпорации досрочно обновить компьютерный парк. Но в результате сверхдоходы 1999 года сменились убытками в 2000. Это заставило инвесторов более пристально посмотреть на интернет-компании. И эйфория растущего рынка сменилась горечью падающего — интернет-компании не приносили прибыли. Перспективы прибыли в будущем выглядели очень туманно. «Спасителем» экономики США стал тогдашний председатель ФРС Алан Гринспен, предпринявший беспрецедентную по длительности и масштабам серию снижения процентной ставки ФРС: 6,25% в начале 2000 года, до 1% к 2003 году. И в мировую экономику хлынул поток дешевых денег.

Да, это очень наглядный пример финансового пузыря и того, как работали механизмы стимулирования спроса и создания иллюзии процветания. Естественно, сами по себе ИТ абсолютно не виноваты. Любая отрасль работает под спрос, и не ее дело разбираться, настоящий он или искусственный. Причина состоит в том, что в 80‑е годы стимулировался искусственный спрос на ИТ. Это была целенаправленная политика. Я думаю, что началось это в 1981—1983 годах, когда из бюджета пошли деньги на программу звездных войн и другие оборонные заказы. И в этом была очень большая доля ИТ.

Потом наступил второй этап — создание мифа. Ведь любой пузырь существует не только в финансовой сфере, но и в сфере психологии и мифов. Миф информационных технологий состоял в том, что они повышают производительность труда в традиционных отраслях. Об этом твердили все, и консультанты, и потребители.

Да, действительно о том, что ИТ повышают производительность труда, говорят постоянно, это подается как непреложная истина. Однако систематически изложенных доказательств, как правило, не приводится. Только какие‑то отдельные локальные примеры улучшений.

Да, потому что доказательств нет — это чистейшей воды миф. По всей видимости, первой серьезной попыткой развенчать эту легенду была статья «Добьются ли США апокалипсиса», написанная мною и Олегом Григорьевым (сейчас он старший экономист компании «Неокон») и опубликованная в журнале «Эксперт» (№ 28 за 2000  г.). В статье утверждалось: «До сих пор не произошло существенного воздействия нового информационного сектора на традиционный, в первую очередь промышленный, в смысле существенного увеличения эффективности последнего, роста в нем производительности труда и нормы прибыли».

Но наиболее глубокое исследование в этой сфере принадлежит американской компании McKinsey — в октябре 2001 года вышел доклад «Рост производительности труда в США в 1995—2000». Он четко, на статистических данных показывает, что использование ИТ не влияет на производительность труда, за исключением специфических случаев, когда ИТ — это новые средства производства.

На мастер-классе вы сказали, что за 30 лет ИТ так и не смогли окупиться…

ИТ не окупились в результате той экономической модели, которая пришла на смену старой. Как они могли окупиться, если надувался финансовый пузырь? Отрасль ИТ получала огромные «халявные» деньги, которые шли в раздувающийся пузырь. В результате становится возможна ситуация, когда капитализация компании в тысячу раз превышает годовую выручку, притом что компания убыточна.

И одновременно с этим процессом менялась модель оценки капитализации компании. Изначально капитализация была привязана к дивиденду, выплачиваемому акционерам, потом к прибыли, а потом к доходу. Но спрос искусственно стимулировался, то есть доходы искусственно завышались. Создавалось ощущение, что в отрасли просто рай. В такой ситуации возникает непреодолимое желание эти деньги тратить на что угодно — на колоссальные зарплаты менеджерам, PR-бюджеты и т. д. О какой окупаемости тут может идти речь?

И массированная пропаганда ИТ тоже сыграла свою роль. Ведь получается, что потребность в ИТ была очень сильно искусственно раздута для стимулирования спроса. По сути, происходил целенаправленный обман потребителей. И получается, что те менеджеры, которые принимали решение об инвестициях в ИТ и платили за это огромные деньги, ошибались.

Да, без этого не обходится ни один финансовый пузырь. Любые грамотные менеджеры ведь тоже люди. Представьте — все вокруг вас твердят, что использование ИТ увеличивает производительность труда. Аналитики пишут, что раз вы не внедряете ИТ, то капитализация вашей компании должна быть меньше по сравнению с конкурентами, которые используют ИТ. На вас давят акционеры.

И вы достаете деньги, частично из оборотных средств, частично беря кредит под основную деятельность, и начинаете внедрять ИТ. И, по истечении некоторого времени, вдруг обнаруживаете, что роста производительности труда нет. Что делать? Либо вы должны признать, что роста производительности труда нет.

Но все пишут, что есть. Значит, получается, что вас надо увольнять, поскольку не обеспечили реализацию имеющихся преимуществ. Либо вы должны, за счет разных манипуляций, изображать рост производительности труда, в расчете на то, что он все‑таки произойдет, пусть не сейчас, а потом.

Понятно, что все шли по второму пути. Вы покупаете программы и оборудование, а ИТ-компании полагают, что это нормальный уровень спроса. А когда выясняется, что вы, делая инвестиции в ИТ, понесли убытки, все оказываются в идиотском положении — и вы, и ИТ-компании, поскольку под уровень спроса они создали производственные мощности, и при заметно меньшем уровне спроса они оказываются нерентабельными.

Так очень часто бывает, это своеобразная «золотая лихорадка». И в истории человечества таких примеров было много. Самый известный — это железные дороги. В середине XX века начался бешеный бум строительства железных дорог, был создан огромный финансовый пузырь. Но ни одна из построенных железных дорог не окупилась. Дело кончилось банкротствами компаний и новыми экономическими схемами. А железные дороги остались и нормально работают. Так же будет и с ИТ — вся эта «раздутая» надстройка умрет, и придут компании с совершенно другим мышлением.

Будущее ИТ-отрасли 

Теперь давайте перейдем к прогнозам. Как вы видите будущее отрасли? Чего ожидать?

Я думаю, что дальше будет еще хуже — спрос продолжит падать. Спрос на ИТ будет падать даже быстрее, чем на другие товары, — ведь отрасль была перегрета, а действие мифов и PR не может продолжаться вечно. Как и в 2000 году, лопание финансового пузыря сопровождается торжеством логики и здравого смысла.

А каковы масштабы этого падения? По оценкам Gartner Group — на 3,5% в 2009 году. Правда, эксперты Goldman Sachs прогнозируют существенно большее падение ИТ-рынка — 9%.

Это все цветочки. На мой взгляд, ИТ-рынок должен упасть существенно сильнее — в три — четыре раза, но не за 2009 год, а за весь период кризиса, который продлится, по моим оценкам, три — пять лет. Я исхожу из следующих оценок: падение ВВП США за период кризиса составит примерно 50%, в мире — 25—30%, при этом ИТ-отрасль должна упасть сильнее. Вот и получается примерно в три — четыре раза. Аналогичные выводы можно сделать из анализа межотраслевого баланса экономики США.

Почему вы так уверены? Этот прогноз разительно отличается от других…

Потому что я опираюсь на модель кризиса. Специалисты по ИТ-рынку на основе каких‑то своих данных полагают, что падение в мире в 2009 году будет 3,9%. Но согласно нашей модели все определяется спросом, поэтому надо смотреть на падение продаж. А они упали примерно на 10%. Значит, и ИТ-отрасль еще упадет на те же 10%. Ведь падение дохода неминуемо отразится на ИТ-бюджетах компаний.

Наши выводы опираются именно на модель, а не на какие‑то наборы цифр. Вы, конечно, можете не соглашаться с нашей моделью, хотя у нас есть серьезные аргументы. Наша модель была предложена более пяти лет назад, и пока ее прогнозы совпадали с фактическим течением кризиса.

На самом деле я думаю, что будет хуже и темпы падения ускорятся. Потому что власти делают глупости — пытаются старыми методами бороться с кризисом. Те механизмы, которые раньше работали, больше не работают — понижение учетной ставки ни к чему не приводит. В результате процесс только ускоряется.

Каково же в такой модели будущее ИТ-отрасли?

ИТ-отрасль не умрет. Произойдет следующее. Первое — принципиальное уменьшение избыточной функциональности. Например, новый процессор будет появляться не каждые полгода — год, а раз в три — пять лет. То же самое с операционными системами. Избыточные функции отомрут, и вот тогда можно будет посчитать реальную эффективность инвестиций в ИТ.

Второе — изменится подход к бизнесу. Выпуск новых продуктов будет происходить исключительно под потребности, а не опережать их, как было все это время. Нет потребности — не разрабатывается новый процессор.

Третье — выживут компании, которые в состоянии предъявить конкурентоспособную продукцию при уменьшившихся масштабах продаж. Умрут те, кто на самом деле жил за счет пузыря, у кого были слишком раздуты расходы. Ведь понятно, что если не платить такие зарплаты менеджерам, то себестоимость большинства ИТ-продуктов можно существенно сократить.

Какие области ИТ-отрасли столкнутся с максимальными проблемами?

Понятно, что различные области ИТ-отрасли будут падать по‑разному. Например, я думаю, что мощные корпоративные системы, типа ERP, ждет катастрофический спад. Причины две — они слишком дороги, а денег нет, и они, в общем, и до кризиса не давали такого эффекта, как это рекламировалось. Очень часто они вообще не работали либо требовали слишком многого от компаний, в которых внедрялись.

В результате изменится базовая экономическая модель — при новом масштабе продаж разработка этих систем не будет окупаться. Я думаю, они отомрут, а потом постепенно начнут разрабатываться снова, только на совершенно других идеях и принципах. На самом деле это хорошо — фактически произойдет оздоровление отрасли.

А если говорить о России, то каков тут масштаб падения рынка? Ведь если самый пессимистический прогноз падения мирового ИТ-рынка в 2009 году — около 10%, то в России во II квартале зафиксировано падение на 24%. То есть ИТ-бюджеты компаний в России падают намного сильнее, чем в мире.

Это связано с тем, что в России кризис сейчас сильнее, чем в мире. Наше промышленное производство в мае упало, по официальным данным, на 17%, в мире существенно меньше. То есть в России немножко другая схема кризиса.

В любой ситуации неопределенности сильно возрастает важность информации. Но тогда перспективы ИТ должны быть радужными. Именно на этом тезисе о важности информации и основаны маркетинговая политика ИТ-вендоров и надежды на рост ИТ-затрат компаний. И отсюда проистекают многие антикризисные советы — например, ускорить сбор данных по работе компании, увеличить их детализацию и т. д.

Это слишком упрощенный взгляд на информацию. Общеизвестно, что ключевым элементом любой статистики являются не цифры, а модели, в рамках которой вы их интерпретируете. И ключевым элементом сегодняшней ситуации являются не цифры, а модель. Разумеется, это часть информации. Однако все привыкли информацию оценивать именно по объему данных, которые можно получить. Но понять, что эти цифры значат и как их надо интерпретировать, — это совершенно другое. Именно поэтому сегодня основную ценность приобретает правильная модель оценки этих данных. То есть та часть информации, которая в минимальной степени зависит от технологической и инструментальной составляющей ИТ.

Проблема именно в технологиях, а важность управления информацией, во всех ее аспектах, включая модели, наоборот, растет. Именно поэтому, на мой взгляд, многие ИТ-инструменты в сегодняшнем их виде отомрут, а потом начнут создаваться другие — на новых принципах и подходах.

Что в такой ситуации делать ИТ-компаниям? Существует общее стратегическое правило: на росте надо получать прибыль, на спаде — захватывать рынки. Но как сейчас захватывать рынки, если происходит резкое изменение структуры спроса? Оно непременно потребует изменения структуры производства. Если у компании есть средства или акционер, который выделит средства на реструктуризацию производства и захват рынков, — то все прекрасно. А если нет — значит, надо найти такого инвестора. Благо сейчас есть инвесторы, которые располагают деньгами и не знают, что с ними делать, — ведь при падении совокупного спроса убыточны практически все отрасли. Точки роста, конечно, есть, но финансовый пузырь привел к тому, что денег больше, чем мест, куда их можно вложить. Поэтому тот, кто первым правильно вложит, и будет в выигрыше. В силу того, что мы в компании «Неокон» понимаем кризисные процессы, примерно понимаем, как будет выглядеть экономика через пять лет, мы можем инвестору объяснить, куда можно, а куда нельзя вкладывать средства. Но остальное — уже за рамками формата интервью.