О том, как управлять компанией, выбирать платформу для информатизации и строить правильную информационную инфраструктуру, в интервью ответственному редактору Intelligent Enterprise Любови Ароновой рассказывает глава представительства Sun Microsystems в СНГ Сергей Тарасов.
Intelligent Enterprise: По результатам 2002 финансового года российский офис Sun Microsystems был отмечен как наиболее коммерчески успешное представительство корпорации. Как вам удалось добиться таких результатов?
Сергей Тарасов: Во всем мире дела в области ИТ не слишком хороши. Ряд телекоммуникационных компаний просто рухнул, как WorldCom, некоторые находятся не в лучшей форме. Сейчас все, кто был связан с рынком телекоммуникаций, оказались в положении переинвестировавших и так или иначе страдают. А Sun Microsystems слишком тесно была связана с этим миром, поэтому на ней кризис тоже сказался.
Но в России такого не происходило. У нас не было бума электронной коммерции — нам бы сначала с нормальной коммерцией разобраться. В России всегда все не так. Сейчас независимо от того, что происходит в мире, здесь наблюдаются очень позитивные явления. Экономика оздоравливается, в ней идут интеграционные процессы, образуется инфраструктура. И успех нашего офиса связан прежде всего с этими благоприятными процессами в экономике страны. Можно сравнить нас с теми людьми, которые на Аляске золото нашли, — просто решения Sun сейчас очень сильно востребованы в России. Подъем характерен не только для Sun, но и для других ИТ-компаний. Может быть, у нас он получился гипертрофированным, потому что многие компании работают на рынке персональных компьютеров, а там такого прироста нет. ПК уже у всех имеются, и сейчас идет интеграция, покупается то, к чему все эти компьютеры на рабочих столах надо подключать.
Сергей ТарасовРодился в 1953 году. В 1976 году окончил факультет радиотехники и кибернетики Московского физико-технического института, затем защитил кандидатскую диссертацию. По окончании МФТИ работал в Институте точной механики и вычислительной техники АН СССР, занимался разработкой вычислительных комплексов «Эльбрус». Перейдя в представительство Digital Equipment Corporation, отвечал за крупные проекты в ЦБ РФ и поставки техники в государственные организации и оборонную промышленность. Работу в представительстве Sun Microsystems в СНГ начал в 1997 году с должности директора по маркетингу, через год стал главой представительства. С июля 2002 года имеет статус директора в корпоративной структуре Sun Microsystems, в том же году отмечен специальной наградой руководства корпорации — Country Director of the Year. Любит работать с профессионалами, познавать мир и себя через острые ощущения. Хорошо фотографирует. |
IE: Помимо внешних факторов есть еще и работа команды, управленческое мастерство…
С. Т.: Вся процедура управления представительством из корпорации сводится примерно к тому, что нам дают какое-то количество денег, определяют сроки и говорят: «Сделайте так, чтобы, израсходовав столько-то миллионов, вы принесли в пять раз больше прибыли». Причем это не означает, что если взять 100 млн долл., то можно получить 500 млн — есть определенные ограничения, и их надо чувствовать.
Управление представительством и состоит в решении этой задачи — как из одного миллиона сделать пять. А это головоломка из многих кубиков — партнеров, сотрудников, взаимоотношений, которые надо сложить так, чтобы они сыграли. В этом году нам удалось решить головоломку, получить прибыль, в пять раз превысившую инвестиции. Но это феноменальный результат, над которым работала очень сильная команда. Трудно найти в России бизнес с такими показателями, и скорее всего это соотношение вложений и прибыли не будет сохраняться долго.
Вообще говоря, для американской корпорации признать русских лучшими — это что-то исключительное. В прошлом году результаты представительства были не хуже, но награду на всякий случай отдали более спокойной стране, потому что возникала мысль о кратковременности этого всплеска. Сейчас уже понятно, что это не так. Причем речь не идет о том, что мы выросли на 3—5%. Вот заканчивается квартал, и его прирост по сравнению с аналогичным кварталом прошлого года — который был очень неплохим! — составляет 96%. Я могу смело сказать, что такого роста у нас никогда не было.
IE: Почему российские корпоративные заказчики стали проявлять такой подкрепленный реальными деньгами интерес к решениям на базе технологий Sun Microsystems?
С. Т.: Информатизацию нельзя отрывать от того, что происходит в российской экономике вообще. В ней, конечно, много разного происходит, но с точки зрения информатизации наиболее важны процессы накопления денежного ресурса и монополизации, происходящие в самых разных сферах. Посмотрите на торговый центр «Атриум» возле Курского вокзала — это очень современный супермаркет, рассчитанный на массового потребителя. И оборот денежных средств в «Атриуме» намного выше, чем в дорогих магазинах, я в этом не сомневаюсь. Потому что его владельцы понимают, как нужно строить инфраструктуру, — я, например, впервые увидел правильную парковку, с нормальным расстоянием между стоянками и удобной маркировкой мест.
Почему именно сейчас возникают такие предприятия? Это обусловлено появлением денег. Чтобы построить такой супермаркет, нужны серьезные инвестиции. При этом западные инвесторы, без которых сейчас мало что обходится, должны увидеть, что проект задуман информационно грамотно. Они не будут вкладывать деньги в предприятие, где вся автоматизация сводится к установке «пишущих машинок с экраном».
И это явление, которое я описал на примере торговли, происходит на всех уровнях экономики. Возьмем какой-нибудь холдинг — это сотни предприятий, разбросанных по огромной территории. Люди, управляющие всем этим, предпочитают пользоваться единой инфраструктурой для того, чтобы понимать, что происходит на местах, собирать данные и рассылать директивы. Федеральные органы постепенно начинают реализовывать проекты, которые пронизывают всю страну, и эти проекты играют все большую роль. Наверное, это и есть сейчас основная тенденция на рынке информационных систем — не увеличение мощностей компьютеров, серверов и каналов связи, а создание инфраструктур, близких по строению к тем, что есть во всем мире.
Следующий момент — это то, что Россия не может быть белым пятном для всего остального мира. Можно, конечно, реализовать перелет из Парижа в Токио через Северный Ледовитый океан или над Ираном, но все-таки удобнее лететь над Россией. А дальше возникает вопрос, что выгоднее: снабдить все российские авиаслужбы, входящие в эту цепочку, необходимыми техническими средствами или каждый день летать в обход этой территории, что очень хлопотно и дорого. Долговременное решение состоит в том, что выгоднее Россию проинвестировать и интегрировать в мировое сообщество. Сейчас в самых разных сферах существует множество таких проектов с привлечением иностранного капитала для построения инфраструктуры. И я, будучи патриотом России, могу сказать, что препятствовать этому бессмысленно.
IE: А что можно сказать о людях, которые принимают решения о приобретении информационных систем? Изменился ли их подход к выбору решений?
С. Т.: Я думаю, основное, что происходит с российскими людьми в последние 10 лет, — это расширение кругозора, выход из обособленного мира. Раньше мы представляли себя чуть-чуть сильнее, чем были на самом деле. Сейчас, когда мир становится прозрачнее, яснее видны и достоинства российских специалистов, и их недостатки. С точки зрения технической грамотности в России высококлассные инженеры. В силу каких-то причин уровень технических знаний россиян обычно лучше, чем у их коллег, скажем, из США. Наверное, это природа русского человека — знать чуть-чуть глубже, чем требуется.
Но в то же самое время у русских, в том числе у руководителей предприятий, есть один заметный недостаток — стремление все списать на специфику России. На самом деле нужно видеть, что может и должно быть сделано аналогично западным моделям. Но мы пока недостаточно интегрированы в мировую культуру. Для этого просто должно пройти время, должно вырасти новое поколение.
Что касается выбора ИС, давайте не будем идеалистами. Все-таки большое число проектов в области ИТ в России реализуется приблизительно по такой схеме: мне дали деньги, я их должен израсходовать до определенного срока. В преддверии нового года мы наблюдали, как интенсивность заказов выросла в 4—5 раз. Это не только в России происходит, во всем мире то же самое, но сбрасывание денег не приобретает такие формы.
А дальше все это приводит к тому, что сроки сжимаются, и очень часто нет того, что называется прозрачностью проекта. Тендер, который проводится в России или где-нибудь за рубежом, — это «две большие разницы». Нормальный тендер предполагает взвешенное сравнение предложений по самым разным параметрам для того, чтобы выбрать наиболее соответствующее данной ситуации и экономически оправданное решение. В России же экономическая оправданность далеко не всегда становится главным фактором. Иногда более весомым оказывается мнение какого-нибудь Иван Иваныча, весьма далекого от мира информационных технологий. А иногда просто нет времени как следует подумать, посчитать.
Но я не хотел бы, чтобы все выглядело так мрачно. На самом деле тенденция здесь положительная, потому что первые лица становятся образованнее — не на техническом, а на экономическом уровне. Они уже видели, как информатизация делается на Западе. И основное — масса людей начинает считать деньги. Если это ваше частное предприятие, вы не станете делать его полем для игры. И вы действительно организуете тендер так, чтобы сэкономить деньги. Как только появляется частный владелец, заинтересованный в долговременном развитии предприятия, выбор информационных систем становится более взвешенным.
IE: На основании чего Вы бы порекомендовали выбирать платформу для информатизации?
С. Т.: Во-первых, я бы посоветовал исходить из того, что ни одна компания не вечна. Делать ставку на решение, которое предлагает одна фирма, неблагоразумно. Я уверен, что все это уже понимают, хотя в области программного обеспечения некоторые делают весьма опрометчивые шаги.
Я бы исходил при выборе системы из чистой экономики. Какая разница, чей логотип стоит на ящиках? Нужно посмотреть, как это будет работать на моем предприятии и какой экономический эффект принесет. Мы знаем, что наша организация будет как-то расти, поэтому мы должны выбирать платформу с запасом, с учетом перспектив развития предприятия. Эта задача не решается на два счета, и я бы отдавал предпочтение масштабируемым решениям. Например, мощность системы, построенной на технике Sun, можно увеличить в любое число раз, не выбрасывая те инвестиции, которые были сделаны раньше.
Второй момент — это возможность перераспределения вычислительной мощности. Например, все знают, что в конце года из-за сдачи отчетности нагрузка на системы возрастает и нужен дополнительный вычислительный ресурс. Решения на платформе Sun позволяют изменять границы вычислительной мощности внутри одной информационной системы, и это обеспечивает необходимую гибкость.
Россия — страна очень неопределенная, в ней трудно делать прогнозы относительно того, как будет расти бизнес предприятия. Поэтому при выборе системы я бы учитывал два этих фактора — гибкость и масштабируемость.
IE: Такие системы предлагает не только Sun Microsystems, и при этом ваша техника дороже продукции конкурентов. Как оценить ROI в случае приобретения решений на платформе Sun?
С. Т.: Есть начальные затраты и есть расходы, связанные с эксплуатацией. При подсчете ROI нужно учитывать не только стоимость оборудования — тогда наша техника действительно получается чуть-чуть дороже, но и стоимость обслуживания и модернизации системы. Купив Sun, вы эту технику будете эксплуатировать очень долго. На примере наших заказчиков можно видеть, что время жизни оборудования Sun — 7—8 лет. Если говорить о наших конкурентах, то нередки ситуации, когда время жизни техники составляет 2—3 года. Это не очень большой срок, прямо скажем. При анализе начальной стоимости я бы учитывал этот фактор.
Масса проблем связана с тем, сколько денег придется вкладывать в поддержку системы. Системы с нецентрализованным хранением данных не только тяжелы в управлении, но и дороги в обслуживании — оно может съедать в 3—5 раз больше денег, чем сама покупка. Вам придется содержать отдел технической поддержки, и эти деньги нужно прибавить к стоимости системы, чтобы реально посмотреть, во что она обошлась предприятию. На Западе все эти расходы принято суммировать, и инвестиции в информационную систему «расползаются» во времени. У нас почему-то разделяют начальные затраты и текущие расходы на эксплуатацию, а это неправильно.
Вообще, это традиционная проблема нахождения баланса. Можно купить дешевую машину российского производства, но сейчас все больше людей предпочитают чуть более дорогие европейские автомобили. Дело-то не только в деньгах, но и в том, сколько проблем я получу, заплатив мало. Сколько времени буду тратить не по профилю? Машина — это средство передвижения, а не объект приложения моих технических знаний. С компьютерами — то же самое. Пользователь не должен знать, что в нем происходит, какая ОС и что за драйверы установлены. И если я не хочу постоянно решать непрофильные технические проблемы, я готов за это заплатить.
IE: Почему Вы так уверены в безупречности систем Sun Microsystems?
С. Т.: Было бы опрометчиво выступать в роли экспертов, если бы мы сами при этом жили непонятно как. Прежде чем прислушиваться к советам и оценкам в каких-то вопросах, всегда полезно понять — а сам-то эксперт чем пользуется? Он на себе проверил то решение, которое предлагает? В области ИТ есть множество вещей, которые невозможно предсказать со 100%-ной уверенностью. Нельзя предвидеть, но можно и нужно промоделировать. Если добавить, что Sun Microsystems работает с серьезными заказчиками и обычно речь идет о миллионных инвестициях, станет понятно, что экспериментировать на предприятиях мы не можем. Поэтому мы экспериментируем на себе — представительство Sun работает в той информационной инфраструктуре, которая, с нашей точки зрения, представляет собой шаг вперед по отношению к среднему, а порой и к весьма продвинутому уровню. Есть даже такой термин — Sun on Sun.
Россию западные вендоры обычно рассматривали как некий медвежий угол, куда и ввезти что-то довольно сложно, а уж вывезти обратно — тем более. Поэтому раньше эксперименты по отработке информационной структуры здесь не очень приживались. Но сейчас нашу офисную информационную систему я мог бы порекомендовать очень многим заказчикам.
IE: Не могли бы Вы описать эту эталонную модель построения информационной системы?
С. Т.: Эталон — это слишком громкое слово. Но я уверен, что если бы в России структуры строились настолько же аккуратно, методично и экономически взвешенно, то государство могло бы сэкономить миллиарды долларов. В общих словах подход, который реализован в нашем офисе, сводится к тому, что вся информация обрабатывается централизованно. На моем рабочем месте стоит терминал для доступа в централизованную информационную систему, при этом основной информационный ресурс находится даже не в России. Наверное, эта идеология ближе всего к тому, что было в 70-е годы, во времена мэйнфреймов и ведомственных вычислительных центров. Как ни парадоксально, сейчас человечество делает какой-то виток и возвращается к этой идее, только названия поменялись.
Почему это происходит? Те, кто считает деньги, постепенно вычисляют, что централизация информационных ресурсов — это способ повысить управляемость предприятия, истратив минимум денег. Соотношение цена/производительность централизованных решений оказывается очень привлекательным.
Во многих организациях сотрудники 10—15% своего рабочего времени тратят на борьбу с информационным ресурсом. В масштабах крупного предприятия это серьезные расходы. Представьте себе 6 тысяч человек, которые заняты разговорами о том, какая версия ПО установлена у них на рабочих местах. А есть ведь еще специалисты отдела технической поддержки, которые бегают от пользователя к пользователю и делают апдейты и апгрейды. В системах на базе Sun подобные проблемы решаются централизованно. Терминал — это лишь точка входа, поддержка ему требуется примерно такая же, как телефонному аппарату. На рабочих местах нет никаких игр и прочих приложений, которые традиционно загружают систему на 50—60%. Права доступа четко определены для всех пользователей. Это очень разумный подход: во-первых, все это заставляет человека сосредоточиться на работе, а во-вторых — позволяет решить проблемы безопасности.
В итоге предприятие получает управляемую и безопасную систему, которая к тому же способствует получению экономического эффекта. Я могу это смело утверждать, потому что мы сами очень аккуратно следим за собственными расходами на информатизацию и предлагаем заказчикам структуру, которую проверили на себе.
IE: Насколько реально внедрять такие централизованные системы на российских предприятиях с их унаследованной инфраструктурой?
С. Т.: Особенность, я бы даже сказал, прелесть России в том, что у нас отсутствуют унаследованные системы — во всяком случае, по сравнению с тем, что творится на Западе. Что такое унаследованная система за рубежом? Это большая система, которая поставлена в 90-м году и до сих пор находится в эксплуатации. Она обошлась компании в несколько миллионов долларов, которые нельзя просто выбросить.
Что такое унаследованные системы в России? Это клиентские рабочие места. У нас нет мощных вычислительных систем на предприятиях. То, что поставили в Россию после того, как сошли со сцены ЕС ЭВМ, — это просто капля в море. Я знаю две-три организации, в которых работают серверы, поставленные в 90-х годах. В «Шереметьево-2», например, очень хорошо видна работа унаследованной системы. Когда табло с расписанием не действует — вот это она и есть, система, поставленная перед Олимпиадой 1980 года. Есть еще несколько подобных примеров систем, на которые просто руку боятся поднять, хотя серверы там могут быть ниже нынешнего уровня midrange.
К тому же концепция централизации вовсе не предполагает, что предприятию придется выбросить все, что было когда-то установлено. Sun прекрасно уживается с техникой других поставщиков. Такая интеграция несколько снижает безопасность системы, но централизации не препятствует. Сейчас все больше организаций отказываются от практики увеличения дисковой памяти на рабочих местах, где она используется на 20%, и наращивают централизованную память. Такой памяти требуется в 3—5 раз меньше, а возможностей она обеспечивает гораздо больше, чем бесконечно расширяемые ресурсы рабочих мест. На этом уровне у нас считать уже научились.
Раньше внедрению решений Sun препятствовали плохие каналы связи — в централизованной структуре, где данные не обрабатываются на рабочих местах, а перебрасываются на них с сервера, этот фактор играет существенную роль. Но и здесь Россия идет гигантскими шагами: организации вкладывают большие средства именно в улучшение каналов связи. И это также будет способствовать распространению централизованного подхода к обработке данных.
IE: Какова реальная роль ИТ-директоров в информатизации российских предприятий?
С. Т.: Есть такая вещь — корпоративная презентация для заказчиков. В западном варианте она очень часто начинается со слов «О чем думает CIO? Он думает о том, как бы сократить затраты на автоматизацию и обслуживание системы». Вот такой вариант нельзя российским заказчикам показывать. Потому что наш CIO, конечно, про сокращение затрат тоже думает, но для него эта мысль не основная. Не просыпается он ночами, пытаясь понять, как бы деньги сэкономить. В России подход другой: как нужно обратиться к CEO, чтобы получить от него побольше денег на информатизацию, а потом все их израсходовать.
Конечно, у нас есть великолепные организаторы в мире ИТ, но пока очень немногие ИТ-директора имеют возможность полностью определять политику в отношении информатизации. Основная миссия CIO — создание механизма, который сделает структуру управляемой и в итоге приведет к денежной экономии. В России новые организации — обычно те, кто находится в стороне от государства, — тоже идут по этому пути. Легко увидеть, что в них проведение информационной политики и реализация технических проектов строятся по западному принципу.
IE: А что в это время происходит в государственном секторе?
С. Т.: Происходит процесс приватизации, передела собственности, который очень больно ударяет по многим информационным проектам: люди заняты, им просто не до информатизации. Какие большие планы были заявлены, например, в «Шереметьево-3», а воз и ныне там! Мы, равно как и другие ИТ-компании, периодически интересуемся этим вопросом: «А кто же будет вкладывать деньги в информатизацию? Кто будет вести проект? Кто станет собственником?». Но стоит внимательнее посмотреть — и все, можно расходиться. Со временем администрация аэропорта, диспетчерские службы, «Аэрофлот», «Трансаэро» и правительство разберутся между собой, а сейчас решать задачи информатизации там бессмысленно. Вот только пока вся эта тяжба идет, в «Домодедово» все лучше и лучше становится. Без революций, без строительства новых терминалов занимаются люди информатизацией. Медленно, но верно. И западным компаниям все интереснее и интереснее летать через «Домодедово».
То же самое с коммунальными платежами. Почему не внедряют средства информатизации для их подсчета? Потому что не понимают, кто собственник этой самой системы коммунальных платежей. Потребление газа, например, у нас фактически никто не контролирует: я могу квартиру газом отапливать, если захочу, и платить при этом буду минимум. Это деньги, которые государство теряет. А ведь с точки зрения нормального подхода к хозяйствованию здесь можно и нужно получать прибыль — того же порядка, что у мобильных операторов, например. Просто нужно создать инфраструктуру. Но у нас почему-то думают, что вкладывать средства в информатизацию коммунальных служб невыгодно. Люди, которые в этих организациях работают, не считают деньги, потому что не являются собственниками. Нет собственника — нет информатизации.
Сейчас многие предприятия представляют собой замороженный ресурс из-за того, что собственник не определен или он не обладает достаточным количеством денег для того, чтобы привести свою собственность в порядок и сделать прибыльной. Это специфика переходного периода, который в России очень скоро закончится.
IE: Допустим, собственник у предприятия есть, система выбрана, договор подписан. На этом проблемы заканчиваются?
С. Т.: Остается вопрос о том, кто возьмет на себя ответственность за реализацию проекта. Между поставщиками и предприятием должна появиться компания-буфер, которая из продуктов вендора сделает решение, соответствующее интересам заказчика. Такая компания должна иметь статус системного интегратора. В России при всем великолепии ИТ-рынка системные интеграторы не настолько сильны, чтобы браться за реализацию глобальных проектов. Причина очевидна: чтобы системный интегратор ввязался в такой проект, он должен быть уверен, что компания-заказчик обречена на выживание и будет регулярно оплачивать выполненные работы. В тот момент, когда на предприятии идет борьба за собственность, я бы очень аккуратно отнесся к собственным инвестициям в такой проект. Никто не хочет оказаться банкротом, и системных интеграторов, которым приходится нанимать под масштабные проекты множество людей, вкладывать собственные средства, конечно, волнуют вопросы долговременной платежеспособности заказчиков. Поэтому интеграторы с большей охотой берутся за локальные проекты и намного успешнее их выполняют.
IE: Не с этим ли связано начало консалтинговой практики Sun в России и открытие Sun Professional Services?
С. Т.: Проекты, в которых хорошо «ложится» техника Sun, обычно очень масштабные. Западному вендору сложно браться за такие проекты по многим причинам, в том числе из-за особенностей российского законодательства. Это серьезные инвестиции, риск и зачастую неопределенность. К тому же в реализации таких проектов должно участвовать несколько сотен человек. Я уверен, что заниматься внедрением таких систем должна российская организация. Но в кооперации с ней могут работать люди, которые, с одной стороны, хорошо знают продукты Sun, а с другой — умеют из них строить решения. Кто-то должен выступать в роли консультанта. И заказчики сейчас готовы за это платить по той причине, что просто привезти и поставить ящик стоимостью миллион долларов — в этом особой радости нет. Надо сделать так, чтобы этот ящик работал и помогал предприятию получать прибыль.
С этой целью и было создано отделение Sun Professional Services в России, которое мы собираемся развивать разумным образом — так, чтобы оно не оттягивало на себя бизнес наших партнеров. Партнеры — это основной потенциал Sun в России.
IE: Спасибо Вам за содержательную беседу.
Sun Microsystemshttp://www.sun.com, http://www.sun.ru Основанная в 1982 году корпорация Sun Microsystems сегодня работает более чем в 100 странах мира, предлагая полный спектр продуктов и технологий для организации корпоративных информационных систем, а также обеспечивая их поддержку. Среди поставляемого Sun оборудования — процессоры UltraSPARC и компоненты сетевой инфраструктуры, высокопроизводительные серверы и вычислительные центры, системы хранения данных и резервного копирования, терминальные устройства и персональные компьютеры, ПО. Корпорация является пионером разработки технологий Java и XML, которые используются в различных приложениях Sun Open Net Environment (Sun ONE) — платформы, предназначенной для разработки, внедрения и предоставления сетевых услуг. В настоящее время Sun Microsystems имеет собственные центры разработки в Ирландии, Франции, Японии, Израиле и России и производственные мощности в США и Великобритании. Представительство Sun Microsystems в СНГ действует с июля 1993 года, специализируясь на продвижении техники Sun через партнерскую сеть. В настоящее время продажами оборудования Sun на территории России занимаются более 70 компаний, еще около 15 реселлеров работают на Украине, в Белоруссии и Молдавии. Поддержку решений осуществляет специальное отделение Sun Microsystems в СНГ и партнеры, авторизованные в области технической поддержки. В числе предприятий и организаций, использующих технику Sun в России, — МТС, «Вымпелком», Правительство Москвы, Комитет по финансовому мониторингу РФ, Сбербанк РФ, АО «Электросила», «ЛУКойл», РАО ЕЭС и т. д. В финансовом 2002 году оборот Sun Microsystems в СНГ возрос на 21% по сравнению с предыдущим годом, чистая прибыль увеличилась на 33%. По результатам работы представительство Sun Microsystems в СНГ получило высшую корпоративную награду, став Selling Unit of the Year. |
